Детское зрение

В детском саду «Огонёк»…

Приглашение к сотрудничеству…

В конце 2010 года в специализированном детском саду № 93 врач Галина Дмитриевна Панферова провела лечебный курс с помощью «Аппарата цветоимпульсной терапии «Очки Панкова». Всего было пролечено 20 детей с диагнозом: спазм аккомодации, косоглазие, амблиопия.

Подробнее...

«Очки Панкова»

"Аппарат цветоимпульсной терапии "ОЧКИ ПАНКОВА" может использоваться как в клиниках, так и в домашних условиях.

Он представляет собой специальную оправу, в которую встроены светодиодные излучатели, управляемые вмонтированными внутрь микропроцессорам.

Обращаем внимание:

Товарный знак «Очки Панкова» зарегистрирован ООО «Панков-медиус»

(Свидетельство Роспатента № 414749)
Методика лечения зарегистрирована ООО «Панков-медиус»

(Патент на изобретение  № 2280425)
Лицензия на  медицинское производство получена ООО «Панков-медиус»

(№ 99-03001798)

Подробнее...

Деструкция стекловидного тела

Здравствуйте!

У меня – тяжелое заболевание: деструкция стекловидного тела.

 Могут ли  помочь «Очки Панкова»?

Подробнее...

Письма Марины

Так складывается жизнь, что чаще всего к нам приходят люди, у которых случилась настоящая беда. И мы пытаемся им помочь. Во всяком случае, делаем все, что в наших силах…

Рубрика «Я НАДЕЮСЬ!» для тех, кто  хотя бы один раз в жизни всерьез задумался над тем, для чего, а точнее  - для КОГО -  он на самом деле живет?

Посмотрите… Послушайте… И задумайтесь: может быть, не так все плохо на самом деле? 

Из письма Марины М.

"…Люда настояла на том, чтобы я ей сказала, что мне принести в следующий раз. Я не хотела ничего. Но она настаивала.  Тогда я ей сказала, чтобы принесла помидоры.
     Люда ушла, пообещав навестить меня на следующие выходные. Надежда затаилась у меня в груди, что Алёнка живая.  Её видно куда- то отправили временно пожить. «Наверное, Алёнка просто в шоке от случившегося и не понимает, что происходит,» - так  думала я, - «ведь  она ещё совсем ребёнок». Когда пришла женщина, которая занималась всеми расспросами и услугами для нас, я её попросила, чтобы она нашла Алёнку. Я ей  рассказала, что она на момент землетрясения  спала у бабушки, что брат похоронил родителей, но  ни он, ни муж Алёнку не видели…
     Тогда не только ребёнок не мог понять, что происходит. Я,  уже взрослая, тоже  ничего не понимала. Вокруг мысли были спутаны со снами в бреду и реальностью. Когда меня спросили,  где я работала на момент землетрясения, я, почему-то, ответила, что секретарём в МГУ.   Это  у нас так называлось предприятие по нефтедобыче, так как мне и на самом деле в завале снилось, что я там  работаю. Я  так и сказала,  не понимая, что это был сон, бред. Прошло  уже много времени, когда до меня дошло, словно во мне проснулся здравый мозг,  что я там   не работала, а стояла на бирже труда. Я  срочно сказала той женщине, которая этим всем занималась, я  ей сказала,  что я вспомнила, что  я не работала, что стояла на бирже труда,  и извинилась.  Она мне сказала, что ничего страшного нет. Но для меня как-то было странно, что мой мозг работал неправильно. Буквально перед землетрясением мы купили пару вёдер картошки.  На Сахалине весной картошка была дефицитом. У кого  она оставалась, тот продавал  ее по знакомым. Нам продали  картошку  в долг. Вот  я и  вспоминала в больнице: отдала я  деньги за картошку или нет? В завале мне казалось, что я бегала и отдавала. Но  точно  я вспомнить не могла. Уж очень путалось всё в голове …
     За Алёнку узнавала каждый день. И  результатов не было. Но надежда у меня была: Её НИКТО НЕ  видел!
Почему- то про Юрку я тогда и не думала. И даже и не предполагала, что он будет искать Алёнку. Я только очень хотела, что бы он приехал и рассказал, как всё было. И где похоронены дети? И  почему их нет в живых?
     Юрке я писала письма с помощью медсестры. Муж соседки, Ленки Барсуковой,   когда я его спросила,   видел ли он моего Юрку,    сказал уклончиво,  что видел, в  Охе.  И, что он там занимается делами. Только какими? –  Барсуков не ответил. Так бросил, что  какие-то бумаги подписывает. Хотелось узнать больше, но Барсуков долго не сидел, ему всё было некогда. Оставалось только ждать. Я  не хотела писать Юрке, что у меня уже нет двух ног. Почему-то  казалось, если он узнает, то вообще не приедет. Я уже думала,  что буду жить одна. Юрка - здоровый молодой мужик, пусть найдёт себе женщину и устраивает свою жизнь. Но только я очень хочу его видеть и  узнать, как всё было на самом деле. Что произошло с детьми?!
      Каждый день меня возили в барокамеру, которую я просто возненавидела, не понимая для чего она. Перед этим мерили всегда температуру, которая была под 40*. Мне хотелось покоя. Я не хотела лишний раз шевелиться. Мне казалось, что всё у меня болит, и   не было никаких сил.  Меня перекладывали с моей кровати на носилки –каталки. Мне  приходилось самой вертеться,  чтобы помочь себя переложить.  А, когда подвозили, то  мне становилось как-то страшно.  В самой барокамере что-то постоянно  гудело: то ли воздух, то ли мотор.  И мне становилось душно и жарко. Я  всегда нажимала кнопочку и просила: «Хватит!» Мне объясняли, что так надо, что тебе потом будет лучше,  что барокамера очищает всё.
      Как мне было тяжело! Я ничего не хотела, чтобы делали  со мной!  Я хотела просто лежать, лежать и лежать. Мне  тогда  казалось, что надо мной  просто издеваются. Я даже не задумывалась, что у меня всё так плохо. Только однажды  врач объяснил, что у меня газовое заражения крови. А  что это такое, я не знала. Ну а, если бы знала,  может, оно было бы и хуже… Лечение было долгим.  Капельницу не вынимали с меня часами.  Кровь  переливали, потом перегоняли через какие-то аппараты, говорят, что вливали плазму.  Потом снова каким-то аппаратом  у меня брали с одной руки кровь,  а в другую   вливали. Боже мой! Когда я смогу встать?! Я не понимала порой, что у меня нету ног и что я встать  я вряд ли смогу. Мне очень этого хотелось. И  я ждала …
     Когда  до меня, наконец, дошло, что со мной, я спросила у врача: « А как я буду ходить?».   Только тогда мне объяснили, что ходить сама  я больше не буду.  Буду заново учится, но только - на протезах. Это было так просто сказано, что я не чувствовала никаких сложностей. Подумаешь, буду ходить на протезах!  Тогда мне казалось, что я смогу и бегать на них.  А что из себя представляют эти протезы,   я и не подозревала.  И, поэтому,  как-то сильно   не переживала,  что нет ног. Я думала, что  смогу ходить на одной ноге, на той, где осталась у меня своя коленка, где была ампутирована только  стопа. Как я тогда понимала, что я возьму костыли и буду ступать на эту ногу, и ходить, прямо без протеза. Какие трудности  мне придётся испытать, я и не задумывалась. Вообще, глядя на мир, всё  теперь казалось иначе, словно  я в каком- то другом  измерении.
     Не хотелось верить, что на этом свете больше нет того, кого я любила больше жизни. В один миг всех забрали от меня.  Насколько сил у меня хватало,  я держалась,  вела  себя разумно.  Порой, не сдерживалась. И начинался  плачь,  переходящий в вой.  От беспомощности. Понимая, что нельзя всё вернуть  назад, внутри сжималось сердце. Тогда я кусала руку, но не чувствовала боли, -  хотелось укусить её ещё сильнее…
     Никто ко мне не подходил в тот момент. Никто не пытался успокоить. Наверно, это и лучше было. Я пыталась справиться со своим горем сама. Жить не хотелось. Но обязанность …  «Я должна жить ради памяти… Кто ещё о них будет помнить?!» Мир казался огромным, и я среди этого, словно песчинка, которая так не заметна…
      А жизнь у людей продолжается.  Все что-то суетятся, у каждого свои заботы. Умер человек...  А этого практически никто и не замечает, кроме близких.  Я должна жить ради них!  Я должна была попасть на могилки  родных.  Я просто обязана! Я не смогу помереть просто так,  оставить их  могилки заброшенными!
     Когда меня перевели на пятый этаж, с реанимации   в  травматологию, положили в отдельную небольшую палату, где кое-как помещались три кровати.  Со мной поначалу там   больше никого  не было. Я  лежала одна. В Хабаровске было тепло. И   окно  моей палаты было открыто. Порой, я на него смотрела,  как на помощь, покончить со всем разом ... На что я обречена в жизни?!  И останавливало только то, что я  обязана жить!    Надо терпеть до последнего. Я не могу унести последнюю память о родных.  А, если я их помню,  значит, и ОНИ ЖИВУТ!  Пусть,  только  со       мной, но  ЖИВУТ!
     Это вселяло надежду…"

Адрес для переписки: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.